1801c935     

Грин Александр - Штурман 'четырех Ветров'



Александр Степанович Грин
Штурман "Четырех ветров"
Во всей той окрестности
не было ни одного человека,
который мог бы его услышать.
Сервантес
Шатаясь, я придерживался за складки его плаща, изображая собой судно,
буксируемое против ветра. Он неуклонно подвигался вперед и, как подобает
морскому волку, тщательно рассматривал мрак. Ветер, проносясь со скоростью
шторма, свистел нам в уши, словно стая обезумевших мальчишек. Выпитая водка
кое-как согревала внутренности, предоставляя коже зябнуть и коченеть от
ледяных брызг дождя. В голове мелькали воспоминания: хохочущие женские рты.
Но если хоть раз в день было весело - это уже хорошо.
Неизвестно, куда мы шли, но в то время нисколько не сомневались, что
идти нужно именно в этом направлении. Зачем? Спросите об этом у штурмана.
Он шагал так быстро, что я сам не успел задать ему этот вопрос; к тому же
он мне тогда и не приходил в голову. Я брел, как слепой щенок, веселый,
пьяный, мокрый и говорливый. Я говорил страшно много. В самый короткий
срок, считая с того момента, когда мы показали тыл порогу "Свидания
моряков", я выложил и вывернул наизнанку себя всего, как наволочку;
рассказал все свои секреты легкомысленно обнажил тайны, проявил все
сомнения и вытряхнул столько убеждений, что их хватило бы иному на всю
жизнь. Кроме того, я клялся самой страшной божбой и, когда штурман начинал
одобрительно рычать, приходил в явно неистовый восторг.
Подвигаясь таким образом, мы очутились не далее, как в двух шагах от
воды. Штурман втянул носом соленый запах и не допустил меня упасть с
набережной, что я пытался сделать, принимая воздух за продолжение мостовой.
Я сказал:
- Спасибо тебе за то, что не всякий бы сделал на твоем месте. Будь
здесь мой дядюшка, он ласково улыбнулся бы мне с берега, даже не заботясь,
способен ли я разглядеть сквозь эту тьму его дьявольскую улыбку.
- Я хочу пить! - захрипел штурман, хватая меня за бока. - Пить! - Или
я ложусь в дрейф, и пусть меня слопают акулы, если я тронусь с места!
Довольно! Я не греческая губка, но и не черепица. Я не могу более. Я жажду.
- Нечего жаждать, - возразил я. - Морская вода с примесью апельсинных
корок - этого ли ты хочешь, бесстыдник? Или тебе мало полубочонка имбирного
пива, трех бутылок виски и полкварты персиковой настойки? Если мало - то
"да", а если довольно - то "нет!".
- Да! - воскликнул он с одушевлением пророка. - Да! И идем, Билль, как
можно скорее! Не может быть, чтобы все трактирщики легли спать. Право на
борт, пьяница с гнилыми ногами, и держись за меня, иначе, клянусь копытами
сатаны, ветер опрокинет тебя, как грудного младенца.
Здесь я принужден сделать маленькое отступление, чтобы познакомить со
штурманом тех из моих читателей, кто не встречал его ни в "Свидании
моряков", ни в "Черном олене", ни в "Рассаднике собутыльников". Он был в
полном смысле слова - мужчина. Его рыжая грива была густа, как июльская
рожь, а широкое, красное от ветра лицо походило на доску, на которой повар
крошит мясо. Говорят, что и весь он исполосован шрамами в схватках на
берегу из-за лишнего комплимента чужой красавице или нежелания уступать
дорогу первому встречному, вроде джентльмена в кэпи, - но этого подтвердить
я не могу, так как никогда штурман при мне не снимал рубашку; а снимал он
ее три раза в год, по большим праздникам. Рост его был немного пониже семи
фут; глаза черные, как две хорошие маслины, а кулаки весили бы, вероятно,
по шести фунтов каждый.
Если это вам нравится, то именно таков был его



Содержание раздела