1801c935     

Грин Александр - Черный Алмаз



Александр Грин
Черный алмаз
... Солнце тяготело к горам. Партия каторжан вернулась с
лесных работ. Трумов умылся и в ожидании ужина лег на нары. Тоска
душила его. Ему хотелось ничего не видеть, не слышать, не знать.
Когда он шевелился, кандалы на его ногах гремели, как окрик.
Социалист Лефтель подошел к Трумову и присел на краю нар.
- Сплин или ностальгия? - спросил он, закуривая. А вы в
"трынку" научитесь играть.
- Свободы хочу, - тихо сказал Трумов. - Так тяжко, Лефтель,
что и не высказать.
- Тогда, - Лефтель понизил голос, - бегите в тайгу, живите
лесной, дикой жизнью, пока сможете.
Трумов промолчал.
- Знаете, воли не хватает, - искренне заговорил он, садясь. -
Если бежать, то не в лес, а в Россию или за границу. Но воля уже
отравлена. Препятствия, огромные расстояния, которые нужно
преодолеть, длительное нервное напряжение ... При мысли обо всем
этом фантазия рисует затруднения гигантские ... это ее болезнь,
конечно. И каждый раз порыв заканчивается апатией.
Трумова привела на каторгу любовь к жене скрипача Ягдина.
Три года назад Ягдин давал концерты в европейских и
американскиих городах. Трумов и жена Ягдина полюбили друг друга
исключительной, не останавливающейся ни перед чем любовью. Когда
выяснилось, что муж скоро вернется, Ольга Васильевна и Трумов
порешили выехать из России. Необходимость достать для этого
несколько тысяч рублей застигла его врасплох - денег у него не
было и никто не давал. Вечером, когда служащие транспортной
конторы (где служил Трумов) собрались уходить, он спрятался в
помещении конторы и ночью взломал денежный шкаф. Курьер,
страдавший бессоницей, прибежал на шум. Трумов в отчаяньи повалил
его и ударом по голове бронзового пресс-папье, желая только
оглушить, - убил. Его арестовали в Волочиске. После суда Ольга
Васильевна отравилась.
- А мне вот все равно, - сказал Лефтель, - философский склад
ума помогает. Хотя ...
Вошел надзиратель, крича:
- Всем выходить на двор, жива-а! - Окончив официальное
приказание, исходившее от начальника тюрьмы, он прибавил
обыкновенным голосом: - Музыкант играть вам будет, идиотам,
приезжий, вишь, арестантскую концерту наладил.
Трумов и Лефтель, приятно заинтересованные, живо направились
в коридор; по коридору, разившему кислым спертым воздухом, шла
шумная толпа каторжан, звон кандалов временами заглушал голоса.
Арестанты шутили:
- Нам в первом ряду креслу подавай!
- А я ежели свистну ...
- Шпанку кадрель танцевать ведут ...
Кто-то пел петухом.
- Однако не перевелись еще утописты, - сказал Трумов, -
завидую я их светлому помешательству.
- Последний раз я слушал музыку ... - начал Лефтель, но
оборвал грустное воспоминание.
На широком каменистом дворе, окруженном поредевшими полями,
арестанты выстоились полукругом в два ряда; кое-где усмиренно
позвякивали кандалы. Из гористых далей, затянутых волшебной
нежно-цветной тканью вечера, солнце бросало низкие лучи. Дикие
ароматные пустыни дразнили людей в цепях недоступной свободой.
Из конторы вышел начальник тюрьмы. Человек мелкий и
подозрительный, он не любил никакой музыки, затею Ягдина играть
перед арестантами считал не только предосудительной и неловкой,
но даже стыдной, как бы уничтожающей суровое значение тюрьмы,
которую он вел без послаблений, точно придерживаясь устава.
- Ну вот, - громко заговорил он, - вы так поете свои
завывания, а настоящей музыки не слыхали. - Он так говорил,
потому что боялся губернатора. - Ну, вот, сейчас услышите. Вот
вам будет сейчас играть



Содержание раздела